– А разве вы не догадываетесь, что ладонь с этими крупинками нужно крепко сжать? – улыбнулся Инкогнито. – Кроме водоворота, существует ещё ветер. Его крепкий порыв обламывает верхушки столетних деревьев и перекатывает камни-валуны, что уж говорить о каких-то крупинках? Их вообще лучше хранить в шкатулке…
– Вашими бы устами да мед пить, – Маркиза кокетливо шевельнула веером и томно вздохнула. – Ну, такая вот я недогадливая девушка…
– Однако наличие шкатулки вы не отрицаете, – усмехнулся Инкогнито. – И что же вы в ней держите, извините за нескромный вопрос?
– Всякие миленькие пустячки: например, засушенную желтую розу, подаренную неким Дьяволенком, – Маркиза потупила лукаво сверкнувшие глаза, – пару любовных записочек, несколько визитных карточек и перышко птички обломинго…
– Вам удалось-таки ухватить эту несносную птичку за хвостик? – Инкогнито рассмеялся. – Обычно она обламывает даже самого ловкого птицелова и, не задерживаясь, улетает. Высоко летит, далеко глядит…
Маркиза растерялась. Ей вовсе не хотелось рассказывать собеседнику о том, что намедни она почти что познакомилась с Дьяволенком. Регулярно являясь миру, он, тем не менее, оставался для всех личностью загадочной и таинственной. Лишь граф Грей каким-то образом умудрился с ним познакомиться, и они вдвоем иногда пили пиво в летнем кафе под зонтиками у театра музыкальной комедии. Но об этом, впрочем, тоже мало кто знал. О месте их традиционного пивопития Маркиза проведала случайно
В тот день граф Грей так же мимо болтал с ней обо всем и ни о чём. Вдруг вошел Дьяволенок и, не обращая ни на кого внимания, произнес как бы в пространство:
– Жажда мучит. Через двадцать минут конец рабочего дня. Граф, ты не собираешься отбыть в спасительную тень дивной Мельпомены?
Под тень той самой дамы, что вначале считалась музой всех песен подряд, а потом – только печальных? – пряча ироничную улыбку в усы, уточнил граф. – Короче, в обычном месте?
– Там, где Мельпомены бурной протяжный раздается вой, где машет мантией мишурной она пред хладною толпой, – Дьяволенок медленно и важно произнес строки из «Евгения Онегина» и, довольный произведенным впечатлением, нетерпеливо спросил:
– Ну, так ты собираешься?
– Еще как собираюсь! – живо откликнулся граф Грей. – У меня кондиционер вышел из строя: сижу тут, как мокрая мышь. А под Мельпоменой – свежий ветерок, холодное пиво и классный сок помидоров без соли…
– Идем?
– Да, прямо сейчас и идем, – сказал граф. – Если придешь раньше меня, возьми бутылочку «Эфеса». Чтоб я сразу к ней припал!
Маркиза была дамой начитанной и, конечно, сразу сообразила, что речь идет о музе трагедии, почему-то изображенной на стене театра музыкальной комедии. Это был барельеф высокой женщины со строфием на голове, в венке из виноградных листьев и в мантии, ниспадающей на котурны. В одной руке Мельпомена держала трагическую маску, в другой – меч.
Видимо, скульптор посчитал, что муза трагического театра вполне может покровительствовать и театру музыкальному. Но в этом заведении очень любили кордебалет и всякие фривольные куплетики (что, кстати, и публике нравилось тоже), так что вполне уместным было бы изображение Терпсихоры – этой вечно юной танцовшицы с лирой в руке. Ну, и в паре с ней можно было б поставить Каллиопу – старшую из девяти муз, имеющую прекрасный голос. Но вне конкуренции на это место была, конечно, сама Талия – муза комедии. Одетая так же легко, как нынешние девушки, она неплохо бы смотрелась на фронтоне театра с комической маской в левой руке и звонким бубном – в правой. «Уматная гёрла, – сказала бы по этому поводу Дарлинг, одна из приятельниц Маркизы. – Полный отпад!»
Впрочем, как считала просвещенная Маркиза, на этом храме непонятно какого искусства можно было бы изобразить всех театральных муз. Скульптор, однако, поименно их не знал и ограничился одной. Что, кстати, изрядно веселило студентов-первокурсников педагогического института, расположенного неподалеку от этого театра. Принимаясь за штудирование древнегреческих мифов, которые входили в учебную программу, они обнаруживали дилетантизм довольно-таки известного мастера, но профессор античной литературы, нахмурив белесые бровки, остужал их пыл: «Театр возводили в самый пик застоя, и тогда была принята совсем другая символика. Это ещё счастье, что в трудах Леонида Ильича не нашли сколько-нибудь подходящей цитаты, а то вместо барельефа Мельпомены красовалось бы изречение бровеносца…»
Маркиза, кстати, как раз и училась в том пединституте. Ни она, ни её однокурсники и ведать не ведали о нравах эпохи застоя. Она была для них уже историей.
Впрочем, Маркизу больше занимала совсем другая история. И она была связана с Дьяволенком.
Откуда, как и когда он появился – этого никто не помнил. Всем казалось, что Дьяволенок был всегда. В любое время года он входил в комнату для бесед в одной и той же одежонке: легкие шортики, линялая футболка, кроссовки фирмы «Адидас».
– Тому, кто носит «Адидас», любая баба даст! – нагло ржал поручик Ржевский.
– Ага, если они – настоящие, фирменные, – соглашался Дьяволенок и, скромно вздохнув, опускал глаза на свои кроссовки. – А эти сделаны в Таиланде. Самопал!
– Но ты сам-то не самопальный дьяволенок, а? – ехидно допытывался темпераментный Айс. – Можно с тобой скорешиться? Когда придет пора отправляться мне в ад, обеспечишь по блату местечко получше?
– И мне, и мне местечко! – канючила знойная Ночка. – Хочу рядом с Истом стоять в аду!
– Господа, я наводил справки и выяснил: стоячие места забронированы до 2045 года включительно, – встревал в разговор всезнающий Доцент. – Остались лишь лежачие, причем исключительно на раскаленной сковородке…
– Поразительная осведомленность, – удивлялся Дьяволенок. – Надо предупредить службу адской безопасности: пусть изучат каналы утечки важной служебной информации…
Когда Дьяволенок появлялся в комнате, Маркиза делала вид, что теряет дар речи, и это при том, что лезть в карман за словом ей обычно не приходилось. Ну, нравился он ей, нравился!
Она почему-то решила, что Дьяволенок – симпатичный, вполне партикулярный молодой человек из приличной семьи, хорошо устроенный в жизни и не знающий, что это такое: перехватить десятку-другую до зарплаты. По крайней мере, в разговорах он постоянно упоминал самые изысканные и дорогие кафе, биллиардные, дискотеки, и курил сигареты с угольным фильтром, и не понимал, как можно пить поддельную водку, если в супермаркетах есть «Флагман» и «Смирнофф». А ещё он читал всякие умные книги, и постоянно ссылался в разговорах на философов, известных писателей, поэтов и журналистов.
Маркиза была просто очарована Дьяволенком, и он, кажется, догадывался об этом, но ровным счетом ничего не предпринимал, чтобы познакомиться с ней ближе. Так что первый шаг пришлось делать ей самой.
Поскольку Маркиза знала графа в лицо и даже была ему представлена, то, оказавшись под Мельпоменой, она надеялась привлечь его внимание и таким образом оказаться в их компании. Волей-неволей Дьяволенок вынужден будет познакомиться с ней и, может быть, она даже ему понравится. На Маркизе в тот день, кстати, была легкая ажурная кофточка и короткая юбка: всё, что мужчина хотел бы знать ещё до постели, в принципе, было видно, и причем, довольно убедительно.
Однако напрасно она сделала и один круг, и второй вокруг того летнего кафе под зонтиками. Граф либо так был увлечен беседой с Дьяволенком, что не замечал Маркизу, либо – ну, не негодяй ли? – делал вид, что не видит её, девицу-красу с каштановыми волосами ниже плеч, настоящим, а не каким-нибудь искусственным румянцем и скромным, но вместе с тем и чуть затаенным взглядом карих глаз, обещающим некую тайну.
Пару раз Дьяволенок бросал на неё скучающий, равнодушный взгляд, но смотрел при этом как бы сквозь неё. И тогда Маркиза, не выдержав такого пренебрежения, взяла у барменши бутылку «Балтики №9» и с самым независимым видом уселась за соседний столик. При этом она положила ногу на ногу, и, решив закурить, обнаружила, что у неё нет зажигалки (на самом деле она лежала у Маркизы в сумочке). Покрутив сигарету в руках, девушка оглядела соседние столики и, не обнаружив там курящих мужчин, вздохнув, обратилась к соседям:
– Господа, у вас не найдется огонька?
Граф, наконец, прозрел и воскликнул:
– Конечно, найдется, – и, чиркнув зажигалкой, ловко дал ей прикурить. – Давненько я вас, Маша, не видел. Кстати: здрасьте!
– Здравствуйте, – отозвалась Маркиза. – А я всё жду вашего приглашения на чашечку кофе. По моим расчетам, осталось два года и десять месяцев…
– Нет-нет, обещанного не обязательно три года ждут, – граф смутился, но тут же хлопнул себя по лбу и воскликнул: А может, мы с вами все-таки не станем исключением из этого правила, а? Традиции надо соблюдать! Вот пройдет положенное время…
